ФОНАРЬ

03:50

  У старого дома, по самые коленки вросшего в землю, стоял Фонарь. Он тоже был не молод, но о своих годах говорить не любил и компанию со старичками не водил. Покосившийся забор со скрипучей калиткой, высохшая береза с безобразными корявыми пальцами на худых руках, глупый дом с крышей набекрень – вся эта рухлядь злила его, особенно когда вступала с ним в беседу.

- Что, друг, голова болит? Давление, наверное? – участливо спрашивала Береза.
- С чего ты взяла?
- Светишь как-то тускло…
- Слушай, сосед, - хрипел Дом, - совсем ты поседел.
- Не поседел, а порыжел, - тряхнув ржавой шевелюрой, возражал Фонарь. – Это модно.
- Бедненький – жалел Забор, - согнулся совсем.
- На себя посмотри, - не выдерживал Фонарь, -качаешься, будто пьяный. В моем изгибе особый шик…
 
  Дружил он только с хозяйкой дома, для нее стоял, ей светил. И когда она, зябко кутаясь в побитую молью шаль, выходила на крыльцо, он так хотел стать солнцем, чтобы согреть ее. Из-за подслеповатости не видел он ее морщин и верил, что она молодая, и удивлялся, что не слышно звонких детских голосов. Он помнил, что была у хозяйки дочь с веселыми веснушками и сын с озорными вихрами, но забыл, что они давно выросли.

- Эй, сосед, - как-то утром крикнул ему Дом, - зачем ты светишь, ведь уже солнце поднялось.
- Разве? – удивился Фонарь. – Почему же хозяйка мне ничего не сказала.
- Она заболела, - грустно вздохнул Дом.
- Наверное, умрет, - добавил Забор и еще больше согнулся.
- Как это умрет? – возмутился Фонарь.
- Так и умрет. Старые всегда умирают, - прошелестела редкой листвой Береза.
- Разве наша хозяйка старая? – спросил их Фонарь.
- Старая, - подтвердил Дом.
- И одинокая, - добавил Забор.
- А девочка с веселыми веснушками?
- Совсем ты старый стал, - развела сухими руками Береза. – Сколько лет прошло. Забыл, что уехала давно девочка.
- Забыл, - признался Фонарь и впервые не стал спорить с тем, что он старый. – А мальчик с озорными вихрами?
- Давно вырос, - сообщила Береза.- Живет теперь в городе. В прошлом году говорила мне старая Сорока, что встречала его в парке, но он, кажется, не узнал ее… Она долго летала над ним и хлопала крыльями, а он все читал свою газету. Потом его сынишка запустил в сороку камнем, и она улетела.
- Злой мальчик! – воскликнул Фонарь.
- Мальчик как мальчик, - пожала сухими плечами Береза. – Не помнишь, как его отец подбивал тебя?
- Не помню, - признался Фонарь.

  Он светил весь день, потому что некому было его выключить, и все думал, и думал, как же помочь хозяйке. А когда в сгущающихся сумерках прилетела на его свет старая Сорока, он сразу придумал, и обрадовался, и попросил Сороку:
- Милая, проводи меня к сыну нашей хозяйки. Береза говорила, ты знаешь, где он теперь живет.
Удивилась Сорока: никогда не разговаривал с ней надменный Фонарь, а тут «Милая…»
- Куда тебе! – засмеялась она, - ты же на проводах, как пес на цепи. Где это видано, чтоб фонари ходили?!
- Провода я оборву. Проводи, Сорока, надо спасать хозяйку.
- Надо, - согласилась Сорока. – Но как ты пойдешь?
 
  Фонарь поднатужился – лопнули провода, и сразу погас свет. Все силы собрал, оторвал от земли старую свою ногу… Лязг старого железа напугал Сороку, отлетела она на безопасное расстояние и застрекотала:
- Ну, Старый, ты даешь!
- Я не старый, - слабо возразил Фонарь. – Пойдем, Сорока.

  И впрямь пошел, да так быстро, что Сорока порой отставала, а то садилась на железное его плечо и говорила: «По этой дороге прямо и прямо» - отдыхала Сорока. А Фонарь шел без устали всю ночь и думал только о хозяйке и ее одиночестве.
Вот вошли они в город, и запетляли по улицам, и нашли наконец дом, где, как сказала Сорока, жил сын хозяйки.
 
- Вот его окно, - сказала Сорока, садясь на подоконник. – Что делать будем?
- Ты стучи, а я светить буду.
- Светить?! Старый, ты же провода оборвал…

 Высоко поднял Фонарь свою железную голову и засиял ослепительно ярко. Зачем ему провода? Зачем электричество, если в сердце любовь?
Сорока на радостях в стекло, как дятел, замолотила. Распахнулось окно, мелькнула женская тень, испуганно охнула: «Что такое? Чертовщина какая-то». Потом мужчина показался. Как в нем узнать мальчика с озорными вихрами? Лысый почти… Сорока застрекотала: «Это он! Это он!» Свет Фонаря лился сигналом SOS.
 
- Мама в беде, - сразу догадался мужчина.
- Через минуту в тапочках и пижаме заводил он видавший виды жигуленок. По Фонарь не забыл – бережно водрузил на крышу, веревками закрепил. Сороку в салон пригласил: «Присаживайтесь, где Вам удобно». Сорока на заднее сиденье махнула и замерла там – устала она сегодня удивляться.

  Едва рассвело, жигуленок у старого дома уже был. В открытую калитку, в открытую дверь (Ждут! Ждут!) сын вбежал, и громкое «Мама!» разнеслось по всей округе. Радость брызнула легким дождем, потом вскинулась радугой – и выпрямил спину Забор, и как-то гуще стала листва на Березе.

  Дом ожил: приезжал бородатый доктор из амбулатории, приходили две старушки в косыночках, сын весь день во дворе хлопотал: первым делом фонарь на место вернул, провода подсоединил, потом забор подправил да крышу подлатал. А вечером, когда с автобуса дочь с мужем (а у него такие же, как у нее веснушки!), да сноха, да трое внуков высыпали, хозяйка сама им навстречу вышла. Не дожидаясь, пока его включат, гордо засиял Фонарь, а Береза только сухими руками развела:
 
- Как новенький…